Марксы атакуют! История величайших гениев комедии - «Новости кино»

Жизнь и подвиги трех величайших гениев комедии, которых иногда оказывалось четверо, хотя на самом деле было пять.

От одного до пяти

Эпоха братьев Маркс началась 22 марта 1887 года. Первым в семье Сэма Маркса, самого косорукого и неумелого портного, которого только знал и без того многострадальный еврейский народ, родился Чико. И хотя при появлении на свет каждый из братьев получил вполне человеческое имя, но, чтобы ты не запутался, кто впоследствии превратился в кого, мы сразу начнем называть их сценическими псевдонимами: Чико, Харпо, Граучо, Гаммо и Зеппо.

Итак, первым был Чико. Рос он сам по себе. Мать в основном была занята тем, что рожала ему все новых и новых младших братьев, а отец постоянно рыскал по Нью-Йорку в поисках очередной жертвы для своих безумных экспериментов в области кройки и шить­я. К двенадцати годам Чико уже был полупрофессиональным воришкой и патологическим игроком. Отец не мог даже отправить его с выполненным заказом к клиенту, так как по пути Чико сбывал в ломбард костюм и бежал отыгрывать свои карточные долги.

Парадоксальным образом страсть к игре привела к тому, что Чико изобрел свою уникальную манеру игры на фортепиано, ставшую его визитной карточкой. Посетив четыре урока музыки, он смекнул, что двадцать пять центов, положенные учительнице, лучше проиграть, а бренчать по клавишам можно и самому научиться. А что получится, если не учить юного пианиста правильно держать кисти рук и извлекать звуки, нельзя описать ни нотами, ни словами, зато можно увидеть в любом из фильмов братьев Маркс.

Талант к музыке открылся и у Харпо, родившегося через год после Чико. Найдя в чулане арфу бабушки, с которой она когда-то выступала на ярмарках с пением тирольских песен, Харпо методом тыка научился на ней играть. Позднее он тоже самостоятельно освоил скрипку, кларнет, тромбон и корнет. При этом разобраться, как читать записанные на бумаге ноты, он так никогда и не смог.

К счастью, чтобы фильмы с братьями Маркс не слишком утомляли тебя музыкальными номерами, третьим родился Граучо. Хотя Граучо тоже имел вполне приличный музыкальный слух, его больше интересовали не звуки, а слова. И его главной страстью стало чтение. Словесная эквилибристика будет позже главной отличительной чертой Граучо, причем не только на экране, но и в жизни.

После рождения в 1893 году четвертого братца – Гаммо, какое-то время казалось, что популяция семьи Марксов устаканилась. Но в 1901-м из материнской утробы с криком «Расчет закончен!» появился последний, пятый отпрыск – Зеппо, и сводить концы с концами семье стало совсем туго. Вскоре 12-летнему Граучо пришлось бросить школу и идти на заработки офисным мальчиком на побегушках. Чико и Харпо к этому времени уже давно работали таперами в борделе.

Плодотворная дебютная идея

Как вспоминал Зеппо, Марксу-старшему всегда каким-то образом удавалось находить дураков, соглашавшихся пошить у него костюм. Правда, как добавлял Граучо, к чести дураков стоит упомянуть, что ни один из них не заказал повторно у Сэма Маркса даже носового платка. Так что денег в семье, несмотря на заработки старших сыновей, всегда катастрофически не хватало. Зато, как казалось матери семейства Минни Маркс, они в достатке водились у ее брата. Дядя Альберт выступал по театрам в составе комического дуэта «Галлахер и Шин» и вполне был доволен жизнью. И Минни решила сколотить из сыновей мальчиковый ансамбль.

Первым запел обладавший красивым подростковым сопрано Граучо. Затем к нему присоединился Гаммо. Далее на сцену вышел Харпо. Видя, что братья стали зарабатывать какие-то деньги, к трио присоединился и Чико, вечно нуждавшийся в наличности, чтобы платить по карточным долгам.

К 1912 году четверо братьев разъезжали по стране, надрывая глотки везде, где им соглашались заплатить или хотя бы накормить их. К этому времени даже голос самого юного из квартета, Гаммо, уже давно сломался. И хотя пели они, конечно, лучше, чем их отец шил, на фоне множества других любительских ансамблей они не выделялись абсолютно ничем.

Во время очередного вялого представления в захудалом техасском городке Накогдочес в зал ворвался местный житель, вопя о том, что на улице взбесился чей-то мул. Это потрясающее событие зрителям показалось куда интереснее происходившего на сцене, и они дружно покинули зал. Когда аудитория наконец вернулась, обиженные таким отношением братья осыпали ее не песнями, а изысканными оскорблениями. Вместо ответной ругани зал, к удивлению квартета, разра­зился востор­женным ревом. Подобного признания братья не получали еще ни разу. Это знаменательное событие заставило, как сейчас принято говорить, пересмотреть концепцию и превратиться из песенного ансамбля в комическую группу.

От смешного до великого

Успех не пришел сразу. Только через десять лет непрерывных выступлений Марксы стали теми, кого теперь ты можешь увидеть на экране. В результате бесконечного примеривания комических личин за каждым из братьев постепенно закрепилось определенное амплуа, с которым ни один из них не расстался до конца своих дней. Чико стал выступать в образе говорящего с сильным акцентом итальянского эмигранта, при случае показывающего фортепианные фокусы.

Харпо общался с партнерами по сцене исключительно с помощью свистков, рожков и клаксонов, поскольку «онемел». (Это случилось после того, как однажды для него забыли написать роль: Харпо пришлось импровизировать свою партию прямо на ходу средствами пантомимы. На следующий день рецензии упоминали только о его игре.)

А Граучо превратился в сыплющего остротами со скоростью пулемета пройдоху. Кстати, его сценическую личину ты можешь найти в любом «магазине приколов»: густые брови, очки, нос и усы. Эта карнавальная маска сделана именно с грима Граучо. Для полного комплекта не хватает только его неизменной сигары.

Тем временем Гаммо, ставшего менеджером братьев, сменил подросший Зеппо. Его специализацией стали роли «нормальных» людей.

В 1924 году, окончательно заматерев, братья Маркс замахнулись на бродвейские подмостки (Бродвей считался высшей точкой в карьере любого артиста). Чувствуя свою силу, комики пошли на беспрецедентный шаг. Выкупив под рекламное сообщение целую полосу в главном нью-йоркском вестнике индустрии развлечений «Варьете», братья Маркс объявили, что если их представление не окупится всего за неделю, то они обязуются весь сезон выступать бесплатно. Постановка окупилась.

Через несколько месяцев их доход дошел до 15 тысяч долларов в неделю. Что такое 15 тысяч долларов по курсу 1924-го? Нам ли тебе объяснять? Конечно, не нам. Если мы начнем объяснять, то сразу станет ясно, что мы не знаем, чему равнялся тот курс в сегодняшних долларах. Впрочем, сравни эту сумму с 18 долларами в неделю, на которые вся многочисленная семь­я портного Маркса когда-то жила.

А еще через пять лет братьям захотелось чего-нибудь новенького. И тут как раз подошла эпоха звукового
кино.

За особые заслуги

Здесь, наверное, пора сделать отступление и попытаться объяснить, почему все-таки брать­ев Маркс считают гениями. На Западе эту семейку принято называть переходным звеном между водевилем и современной комедией. «Опуская детали, можно сказать, что, если бы не было братьев Маркс, не появилась бы радио­передача The Goon Show, которая, в свою очередь, породила «Монти Пайтон». В общем, не будет преувеличением сказать, что без братьев Маркс у нас сейчас были бы совершенно другие комедии», — уверяет искусствовед и историк комедийного жанра Глен Митчел, автор The Marx Brothers Encyclopedia.

Братья Маркс попали на экран после того, как провели 25 лет на сцене. Это был уже окончательно сложившийся, феноменально сыгранный коллектив, каждый член которого чувствовал и знал другого не хуже самого себя (что поделаешь – братья!). Каждый из них представлял отдельный жанр комедии. Чико — этакий народный юмор, Харпо — пантомиму, Граучо — изысканный, почитаемый интеллектуалами абсурд. Даже безликий Зеппо, вечно игравший наивных влюбленных юношей, отвечал за свою вотчину — романтическую комедию.

И вот представь: киноиндустрия находится в поре своего детства, фильмы едва-едва обрели звук, никто еще толком не представляет всех возможностей, которые предоставляет экран. И тут в одном кадре появляются сразу четверо актеров, каждый из которых мог бы, в принципе, стать звездой и без помощи остальных. Четыре разных Чап­лина, четыре непохожих друг на друга Бастера Китона (ладно, пусть не четыре, а три с половиной – сделаем исключение для Зеппо). И кстати, в фильмах они еще иногда и пели. Столь мощного толчка для своего развития искусство кинокомедии не получало больше никогда.

Сумма харизм братьев Маркс давала такой переизбыток веселья, что юмор из снятых 70 лет назад комедий не выветрился до сих пор. И заметь: многие шутки братьев Маркс не просто не устарели, но и неотличимы от тех, которые ты можешь услышать из уст самых передовых комиков сегодняшнего дня. Например, в фильме «Звериные крекеры» (1930-го, на минутку, года!) после не самой удачной остроты Граучо поворачивается к камере и замечает: «Что ж, не могут же все шутки быть смешными. Иногда приходится довольствоваться и такими». Обильно такой постмодернизм начнет появляться только в комедиях восьмидесятых.

Сальвадор Дали называл братьев Маркс «великими сюрреалистами» и даже подарил Харпо специально сконструированную арфу. Вместо струн на ней была натянута колючая проволока, а каркас обклеен ложками, ножами и вилками.

К слову, и другие гении тоже чувствовали в братьях равных себе. Их обожал философ Жан-Поль Сартр, родоначальник театра абсурда Эжен Ионеско называл их своими предтечами. Даже Владимир Набоков как-то в интервью назвал их гениями и в лицах разыграл перед журналистом сценку из фильма «Вечер в опере» (это название, думаем, напомнит тебе о четвертом и пятом альбомах группы Queen — «A Night at the Opera» и «A Day at the Races», названных в честь двух известных комедий братьев Маркс).

Но вернемся в 1929 год, когда братья Маркс подписали контракт со студией «Парамаунт».

Смех сквозь кадры

С момента выхода первого звукового фильма прошло всего два года, и кино в это время говорило примерно как двухгодовалый ребенок. Когда братья посмотрели отснятый материал, они пришли в такой ужас, что попытались выкупить пленку у киностудии. Студия отказалась, а фильм побил все рекорды и собрал два миллиона долларов. Что такое два миллиона долларов по курсу 1929-го? Нам ли тебе объяснять!

В течение следующих четырех лет брать­я выпустили на «Парамаунт» еще четыре фильма. Сюжеты в этих картинах, как и во всех следующих комедиях Марксов, не имеют почти никакого значения. Главное, что там есть Граучо, охотящийся на респектабельных вдов; Чико, то помогающий, то мешающий ему, и Харпо, валяющий дурака. Собственно, все прочие актеры, включая Зеппо, играют, скорее, роль декораций и на фоне вибрирующих энергией Граучо, Чико и Харпо смотрятся как манекены.

«В них было какое-то необъяснимое, немотивированное безумие, — говорил о братьях Маркс Вуди Аллен. — Чико был талантлив, Харпо был невероятно талантлив, а Граучо был на голову выше их всех. Во всем, что они делали, была какая-то веселость. Это было их внут­реннее качество, оно в них присутствовало на генном или клеточном уровне».

После вышедшего в 1933 году «Утиного супа», принесшего меньше денег, чем ожидалось, киностудия «Парамаунт» решила не продлевать контракт. А Муссолини, усмотревший в этой полной абсурда и черного юмора комедии пародию на себя, даже запретил ее показ в Италии. Сейчас считается, что публика, холодно принявшая фильм, была еще просто не готова к такой плотности шуток на экране и не смогла переварить увиденное. В 2000 году эта комедия заняла пятое место в списке «100 лучших комедий всех времен и народов» по версии Американского института киноискусства. (К слову о современности и злободневности: остальные картины в первой десятке минимум на 25 лет младше «Утиного супа». Вообще же в упомянутую сотню попали пять фильмов братьев Маркс!)

После того как «Парамаунт» отвернулся от братьев, Зеппо, больше не связанный контрактом, тоже поспешил уйти. Объединившись с Гаммо, он открыл актерское агентство и вздохнул спокойно. Еще на волне популярности первого фильма Зеппо признался в одном интервью, что испытывает комплекс неполноценности из-за популярности старших братьев. Ему было хуже, чем Ринго в «Битлз».

В старости Зеппо любил повторять, что его недолгая актерская карьера помогла ему только в одном – избежать тюрьмы. До того как присоединиться к брать­ям, Зеппо якшался с темными личностями, угонял автомобили и таскал с собой пистолет. В самый первый день, когда Зеппо должен был сменить на сцене брата Гаммо, ему пришлось отказаться пойти «на дело», на которое звал приятель. «Дело» закончилось перестрелкой и трупом, а напарника Зеппо посадили на двенадцать лет.

Воспользовавшись простоем, Граучо с Чико отправились на двухлетние каникулы. Прежде чем расположиться на шезлонге рядом с ними, Харпо по-быстрому смотался на гастроли в СССР. США официально признали Страну Советов только в 1933-м, и в декабре Харпо стал первым американцем, выступившим в России после революции. Поначалу Советы приняли Харпо настороженно: на границе вполне понятные подозрения вызвали сундуки с реквизитом — внушительное количество зловеще выглядевших ножей и множество бутылочек с над­писью «Яд».

Советская публика принимала Харпо прекрасно: пантомима интернациональна и понятна без перевода. Харпо тоже чудесно проводил время. В Ленинграде он объявил журналистам, что является троюродным братом Карла Маркса. А на встрече с наркомом по иностранным делам СССР Максимом Литвиновым во время рукопожатия умудрился провернуть один из своих трюков, и у комиссара из рукава посыпались ножи.

В Москве Харпо решил сыграть в шпиона и отправил другу бессмысленную телеграмму, набитую крокетным сленгом: «Прошел через самые трудные воротца. Больше не мертвый на красном. Всё тити-мити». Он надеялся, что чекисты проведут много бессонных ночей, пытаясь ее разгадать. Вскоре шутка неожиданно превратилась в правду.

Перед возвращением к Харпо наведался сооте­чественник из американского посольства и попросил оказать услугу. Таможню Харпо проходил с засунутыми в нос­ки документами. В эту историю мало кто верил даже из близких артиста, пока в 1964-м, после смерти Харпо, из ФБР не пришло письмо за подписью Гувера, в котором правительство посмертно благодарило за оказанную услугу.

Теперь нас только трое

После двухлетнего простоя Чико, который успел спустить все заработанные деньги, договорился, что киностудия «Метро-Голдвин-Майер» возьмет братьев под свое крыло. Граучо и Харпо согласились подписать контракт только при условии, если Чико разрешит им распоряжаться его деньгами. Сделка состоялась.

Две следующие комедии — «Вечер в опере» (1935) и «День на скачках» (1937) — считаются эталонными картинами Марксов. Перед съемками братья не поленились обкатать все сцены перед живой аудиторией. Время реакции зрителей на каждую шутку и продолжительность смеха строго фиксировались, чтобы затем, во время съемок, троица делала паузы в тех местах, где зрители из-за собственного хохота рисковали не услышать следующую хохму.

Дальше последовали еще шесть прекрасных, но вторичных (в сравнении с прошлыми достижениями) комедий.

В 1941-м братья объявили, что завязывают с кино, но дважды возвращались на экраны полным составом: в «Ночи в Касабланке» (1946) и «Счастливой любви» (1949). Оба раза из-за того, что Чико проигрывался в пух и оказывался на мели.

Перед выходом на экраны «Ночи в Касабланке» кинокомпания «Уорнер Бразерс» отправила Марксам-бразерсам письмо, в котором угрожала судом, если те не сменят название. Братья Уорнеры посчитали, что название комедии слишком похоже на их «Касабланку» с Хамфри Богартом и Ингрид Бергман. В ответ Граучо написал длиннющее послание, высмеивающее нелепые нападки «Уорнер Бразерс».

«Я не понимаю сути ваших претензий, — писал Граучо. — Думаю, обычный зритель со временем все-таки сможет отличить Ингрид Бергман от Харпо. Хотя я и не уверен, что у меня самого это получилось бы… Вы утверждаете, что никто не имеет права использовать слово «Касабланка» без вашего разрешения. А как насчет «братьев Уорнер»? Этим словосочетанием вы тоже владеете? Допустим, «Уорнер» принадлежит вам, но как быть с «братьями»? С юридической точки зрения мы стали братьями задолго до вас. Но даже до нас были другие братья! Были еще братья Смит, братья Карамазовы…»

После еще двух пышущих серьезностью писем от «Уорнер Бразерс» и трех абсурдных ответов Граучо переписка заглохла.

The end

Пятидесятые годы братья провели раздельно. Харпо большую часть времени отдыхал. Чико, снова оставшийся с пустыми карманами, ездил с чесом по США и Европе. А Граучо благодаря телевидению получил еще большую популярность. Одиннадцать лет, с 1950-го по 1961-й, он вел на NBC викторину You Bet Your Life, для которой ему пришлось отрастить настоящие усы (продюсеры настаивали, чтобы Граучо снимался в привычном по фильмам гриме — с нарисованными под носом усами). Остроумнейшие диалоги Граучо с участниками игры позже даже удостоились того, что их выпустили отдельной книгой.

В 1961-м от сердечного приступа умер Чико. Спустя три года за ним последовал Харпо. Один дожил до 74 лет, второй — до 75. Граучо и тут оказался на голову выше братьев, дожив до 86 лет.

Последний раз он появился перед широкой публикой в 1973-м на «Шоу Билла Косби». Это было достойное завершение карьеры. И хотя Граучо говорил уже с трудом, после каждого его ответа аудитория взрывалась смехом. Косби, находившийся в расцвете своей карьеры, не смог перешутить 83-летнего старикана, попыхивавшего сигарой.

«У вас остались какие-нибудь неосуществленные желания?» — спросил Косби.
«Да, – ответил Граучо. — Чтобы это интервью быстрее закончилось».
Про эту статью он сказал бы то же самое.