Евгений Трефилов: Спасибо Дзюбе, он меня прославил - «Гандбол»

Гость редакции Евгений Трефилов, тренер женской сборной России по гандболу, выигравшей Олимпиаду в Рио-де-Жанейро, рассказал нам, какие его мечты до сих пор не сбылись, почему не играют в гандбол его собственные дети, как он отметит предстоящий день рождения и куда он пропал с площадки сразу после победы в олимпийском финале.

«Да, я стал другим. Постарел!»

«Олимпийская победа – это гора, на которую долго карабкаешься, наконец, взбираешься, а там – даже одуванчиков нет», – примерно так описывал свои ощущения сразу после победы главный тренер нашей женской сборной Евгений Трефилов. Поэтому, когда наставник спустя неделю появился в редакции, мы первым делом поинтересовались – появились ли, наконец, одуванчики.

– Нет, как не было, так и нет!

– Но недавно к нам приходил олимпийский чемпион по греко-римской борьбе Давит Чакветадзе и сказал, будто там не то что одуванчики – розы!
– Вы не сравнивайте! У молодого борца так и должно быть. По молодости я тоже все воспринимал иначе. Раньше не хватало того, что ставили на стол, а теперь – остается. Закончились одуванчики. И розочки тоже.

– Спросим прямо: вы получили хорошие подарки? Ваши подопечные одарены шикарными авто. А вы?
– Ну, если вы хотите узнать, получил ли я авто вместе со всеми на Васильевском спуске, то нет.

– Не обидно?
– Нисколько, потому что у меня и так все есть. И кстати, мое новое руководство на Кубани и президент Федерации гандбола России Сергей Шишкарев этот автопробел, если его так можно назвать, восполнили. Наверное, видели уже в интернете фото моей новой машины. Теперь девочки на своих президентских «икс шесть» вряд ли смогут со мной потягаться, – расплывается Трефилов в довольной улыбке.

– И номер красивый?
– Очень! Я, правда, его не запомнил, но в нем вроде есть связь с моим именем. Друзья его в потоке случайно увидели у кого-то, остановили ту машину и попросили продать номера. Но хозяева так отдали, даже денег брать не стали, когда узнали, для кого он нужен. Спасибо им!

– Получается, что вас одаривают друзья, случайные люди, но не государство. Несправедливо же!
– Думаю, по вопросу премирования тренеров еще будет принято какое-то решение. На встрече с высшим руководством такой вопрос был задан, и это правильно – а почему нам должно быть неудобно его задавать? Работа тренеров нежно . Иначе мы уже в ближайшее время потеряем много ценных кадров. Их просто перекупят соседние республики, у которых планка премирования очень высока. Ну ладно я – боюсь всего чужого и никуда не поеду. А молодежь рванет, конечно. При этом вы не забывайте: мастера спорта мы воспитываем 7–8 лет, а тренера – всю жизнь. И вдруг он собирает вещи и уезжает.

– Во время Игр в Рио общее мнение сводилось к тому, что тренер Трефилов стал другим. В чем это выражается?
– Да, я стал другим. Постарел! Меньше занимаюсь личной жизнью игроков. Пришла на работу, моя дорогая, отработай, иди домой, солнцем палимая. Все, больше мне от них ничего не надо. А раньше я успевал их мужьям навтыкать да и всем остальным, рядом стоящим. Теперь – неинтересно это. Да и люди поменялись. Раньше мы жили в социалистическом общежитии под девизом: «Все вокруг колхозное, все вокруг мое». Сейчас люди закрылись и даже на окна души поставили решетки.

В этой связи часто вспоминаю Ташкент: как-то были там на турнире и остановились в гостинице, где половину здания занимал обычный дом, в котором жили узбеки. Я смотрел и не понимал, как они живут: все двери открыты, туда-сюда снуют дети, бабушки какие-то. И мы ведь почти так же жили -- в куче, плотненько.

– Когда было легче работать – тогда или сейчас?
– Тогда, конечно. Сейчас иногда хочется высказать все, что у тебя на душе, а нельзя.

«А что плохого в крокодилах?»

– Через несколько дней у вас день рождения. Как вы его отметите?
– Без особых гулянок. Приедут дети, поздравят. Самые лучшие дни рождения у меня получались в Тольятти. Первыми приходили хоккеисты, за ними подтягивались футболисты и далее по списку. Был у меня хороший товарищ Акоп, директор аккумуляторного завода. Пришел он как-то ко мне и подарил несколько бутылок дорогого вина на подставке из красного дерева. Вручил и говорит: «Васильич, надо привыкать к хорошему». Все решили: ну, раз подарок, значит, Трефилов заберет винишко домой и будет оно у него в шкафу 15 лет пылиться. Но наутро от этого вина остались только пятна на капоте и подставка. А сейчас все грустнее и грустнее становится отмечать свой день рождения.

– Вы давно были в Безлесном (хутор – место рождения Трефилова. – Прим. ред.)?
– Ох, давно, сволочь такая. Сейчас вот ехал из Астрахани, поворот на Безлесный проезжал, сердце екнуло. Но заехать времени нет.

– Там вроде четыре улицы осталось?
– Какие четыре? Речка и подворья у речки. Раньше один хутор переходил в другой. А то, что сейчас, – больно смотреть. Десятка два домов построили поновее – и все на этом.

– Как бы вы отнеслись к тому, если бы на родине в честь вас назвали улицу или сам хутор?
– Плохо! Мне и так славы хватает. Пусть Безлесный как был, так им и остается. А пока он все больше бесхозный. Эх, нашелся бы мужик, который вдохнул бы жизнь в те места! Бывает, кто-то берется за дело, но быстро бросает и уезжает. А народ остается заливать горе.

– Ваши дети, которых вы ждете на день рождения, чем занимаются?
– Им за 30 обоим. И вообще-то мы с женой просим внуков. Но ни шиша не получаем пока. Дочь развелась, сын не женится. «Мне, – говорит, – и так неплохо». Поэтому мы с женой скучаем пока без внуков. Утром она котов своих накормит, садимся завтракать: «Ну, – говорит, – Трефилов, рассказывай». А я что могу ей рассказать: ну разве что пару анекдотов, да и те женщинам неприлично рассказывать.

– Почему ваш сын не стал профессиональным гандболистом?

– Он хотел. И я тоже. Фактура ему позволяет – он крепче и выше меня. Но однажды его обидели. И с тех пор он на площадку ни ногой. Должен был выступать на лужковской олимпиаде (Всемирные юношеские игры, 1998. – Прим. ред.). Был в составе, получил форму. А потом ему говорят: «Так, форму отдай другому, ты играть не будешь». Он обиделся очень. Слышать ничего не хотел про гандбол. Больше я его на площадке не видел. Так эта ситуация его ранила.

– Вы, кажется, совсем не обидчивы. Мы перед Олимпиадой, написав репортаж о подготовке сборной, в заголовок вынесли сравнение вас с крокодилом. А вы не только не затаили зла, но и с удовольствием приняли приглашение в гости.
– Я не понял, а что плохого в крокодилах?

Обижаться на критику? Увольте. Тогда я Артема Шмелькова (комментатор «Матч ТВ». – Прим. ред.) должен просто убить. А как полоскал меня Григорий Твалтвадзе после Лондона? Мне плохо стало, когда это услышал. А сейчас – пожалуйте на передачу. Бывает –шутишь, а тебя понимают буквально. Говорю, что хочется иногда приоткрыть у девушки черепную коробку и посмотреть, что там в голове. И тут же про меня пишут: «Трефилов препарирует женщин». Ну и что – на всех обижаться? Да я устану считать свои обиды!

– За неделю после Игр вам удалось выспаться?
– Представьте, что нет. За эту неделю я только сутки побыл дома. От Президента сразу в Астрахань – на турнир. Провел первые игры со своей новой командой – «Кубанью». Потихоньку знакомлюсь с игроками – еще не всех знаю. По форме вижу – своя, а как звать – ума не приложу. Так что выспаться – пока моя самая большая мечта. Приехать в тихое место – и чтоб неделю меня никто не трогал.

– Недели хватит?
– Конечно, больше не выдержу без работы!

«С чего все взяли, что я грозный?»

– Вам перед Олимпиадой снились сны – будто проигрываете или, наоборот, побеждаете?
– Нет, но я понял, что будет чудо, когда меня отец Кирилл на проводах сборной по лбу своей штучкой треснул и спрашивает: «А ты, сын мой, чем занимаешься?» – «Да вот, девчонок тренирую». – «А! Это, – говорит, – твои красивые пошли?» Вы не подумайте, я с уважением отношусь к церкви, но глубоко верующим никогда не был. Да, в 55-м меня крестили. Ехали с крещения домой, нас с матерью мужики потеряли в степи зимой. Напились, наверное. Слава богу, потом отыскали. Но церковные премудрости мне не очень хорошо известны и по сей день. Нас же воспитывали как атеистов, и мне трудно перестроиться на иной лад. В 60-е годы я видел, как взрывали храмы, а обломки растаскивали тракторами C-100 – по 4–5 единиц техники на одну церковную колонну. Разрушить их было невозможно – там цемент, как говорят, был замешан на яйцах. Ну и как такая атмосфера могла воспитать глубоко верующего человека? Я не из тех, кто сегодня не верит, а завтра верит – или наоборот. По моему убеждению, это должно идти от души, а не от желания: хочу – верю, хочу – нет. В этот раз к батюшке меня затолкали Алекно с Лебзяком – там сопротивляться было бесполезно. Пошел – и вот получил благословение на это испытание.

– Испытанием был весь олимпийский турнир. Но что далось труднее всего?
– А где была самая большая истерика? После матча с Норвегией. Я вчера пересматривал эти кадры. Видно, что это были не просто слезы, а выплеск огромного напряжения, под которым все находились. После игры они все рыдали, как профессиональные плакальщицы на похоронах! Сижу в раздевалке, и вдруг влетает одна – рыдает, вторая – еще громче, третья – туда же! Сели рядком и воют. Я как мог встряхнул их – вы чего?! Через минуту все уже хохочут. Ну, понимаете, это натуральная истерика была.

– Как вы справились с тем, чтобы после такого потрясения настроить команду на финал?
– Я с этим не справлялся – они сами. Наши женщины, как бульдоги: если вцепились, уже не отпустят. После норвежек сели в автобус, едем домой. Говорю им: «Как насчет завтра? Вы – молодцы, можете взять выходной, отдохнуть. Делайте что хотите. Хоть по магазинам идите!» Ира Близнова, капитан, мне с заднего сиденья кричит: «Нет! Мы пойдем тренироваться» И все за ней: «Да, Евгений Васильевич, пусть будет тренировка!» Когда они выходили на последнюю игру, я смотрел на них и понимал: «Будут драться до конца».

– Насколько тяжело физически команде далась финальная игра?
– Это был уже восьмой матч для нас, и я очень переживал, что устали и не вытянут. Но выдержали. А француженки – нет, сдулись.

– Вы только с сиреной поверили в победу или чуть раньше?
– Где-то минут за пять до конца игры я уже понимал, что мы не упустим победу. Это чудо на самом деле. Многое сошлось, сбылось, оправдалось. Была под вопросом поездка в Рио Марины Судаковой – так она нас в некоторые моменты вытащила. Хотели взять двух вратарей, но повезли трех и тоже угадали: после того как сломалась Анна Седойкина, Таня Ерохина и Вика Калинина играли так, как никогда в жизни.

– Вы, кажется, похудели – сколько килограммов оставили в Рио?
– Нет, это вам кажется. Кормили там достаточно для того, чтобы не похудеть. Хотя, когда я рассказывал жене, каким супом нас кормили, она не могла удержаться от смеха. Местный супчик какой-то – в нем только разваренные бобы и все. А цвет! Вот как ваш ковер – не сразу и разберешь, какого он цвета. Я как в Новогорск вернулся, не мог борща наесться – две тарелки упорол, не сходя с места. Не только я один – девчонки тоже, хотя по жизни с борщом они не дружат.

– После победы в финале в сети было распространено видео, когда девочки прибежали к вам в раздевалку и по очереди неслись к вам обниматься. Так кто вы для них – грозный тренер или отец родной?
– Это их поспрашивать надо. Ну как определить собственную красоту? Женщинам это легко дается: я красивая – и дальше пошла. А я вот не могу со стороны себя оценить. И с чего все взяли, что я грозный? Разные, конечно, ситуации бывают. Вот является ко мне дама на тренировку и заявляет: «Я пришла поиграть!» Родная, играют в песочнице, а у нас пашут! Залог успеха – 10 процентов таланта и 90 пахоты. Это не я придумал.

– Вам приходилось когда-нибудь извиняться перед спортсменками?
– Да я каждый... каждый год приношу им свои извинения! Некоторые ходят вот, дуются. Говорю: «Что дуешься? Лопнешь же, забрызгаешь себя». Так пошутишь – и сразу все обиды проходят.

– В гандболе, несмотря на вашу победу, проблем выше крыши. Олимпийский триумф может оживить это царство?
– Может. Но я помню, как в 2005 году высокие руководители мне обещали оживить питерский гандбол. Ровно через два месяца после этих обещаний погибла единственная женская команда из Санкт-Петербурга.

«Спасибо Дзюбе, он меня прославил»

– Вы были знакомы с великим Игорем Турчиным – тренером, с которым женская сборная СССР последний раз выигрывала Олимпиаду – в 1980 году?
– Я познакомился с Турчиным где-то в году 84-м. К тому времени он уже дважды победил на Олимпийских играх, но к молодым тренерам типа меня относился с уважением. Садился с нами за стол, что-то рассказывал, ничуть не кичился своими достижениями, мол, я Турчин, а вы кто такие? Вчера буквально обедал с другим нашим заслуженным тренером Александром Тарасиковым. Он заметил, что в союзе было три больших тренера: Тарасиков, Тарасов и Турчин – три Т.

– А теперь еще и Трефилов – четыре Т!
– Ну, догнать того же Турчина я никогда не смогу: выиграть 14 раз Кубок европейских чемпионов -- по нынешним временам это невозможно. Но у него были свои рекорды. А у нас пусть будут свои.

– Вы смотрели игру, во время которой Игоря Евдокимовича не стало?
– Нет, я не видел ее. Узнал после. Понимаете, не страшно уйти так внезапно. Лично для меня страшнее другое: быть немощным и ненужным.

– Кажется, еще как огня вы боитесь работы за рубежом. Наверняка ведь вас зовут?
– Мне предлагают время от времени. Но я не хочу. Я только на родном языке могу доносить свои мысли до чужих сердец. Вообще жить не в своей стране – это не мое. Не соглашусь ни за что и никогда. Вот одна из Трефиловых сидит в Германии. Звонит мне и каждый раз воет. Хотя у нее двое детей, жизнь устроена, а все равно тоскует. Муж привык, дети тоже, а она нет – наша порода.

– Вы слышали, как отозвался о вас Артем Дзюба?
– Спасибо ему! Я хоть прославился. И министру спасибо, тоже славы мне добавил. Но я клянусь: не хотел трогать футбол. Вот напишите черными чернилами, крупно: «Трефилов не хотел трогать футбол! Не хотел!» Я вел разговор о российских тренерах: давайте покопаемся, поищем у себя, прежде чем кидаться на иностранных специалистов. Ан нет, мы сразу бросаемся на иностранцев. А я уже много раз говорил, что с каждым новым приходом игрока или тренера оттуда у нас в загашнике не остается ничего, кроме дыры в бюджете и дыры на поле. Он ушел и что оставил? Талантливую молодежь воспитал? Нет. А зачем звали?

«Я тренер сборной, и мне мулаточка не нужна. Как я ее пристрою к команде?»

К концу разговора в зале появился наш обозреватель – известный игрок и тренер Евгений Ловчев.

– Вот мужчина зашел и сел – ему, как и мне, тоже душа не позволяет молчать, – конечно же, Евгений Трефилов не оставил без внимания приход Евгения Ловчева. – Он все время пытается найти правду. Евгений Серафимович, я регулярно слушаю программу «Футбольное обозрение» – и мне нравится, что и как вы говорите.

– И мне, Евгений Васильевич, нравится то, что говорите вы! Недавно я как раз сослался на вас, пытаясь объяснить тренерам, почему я за то, чтобы ограничить сюда приезд иностранцев. Как же точна ваша формулировка про дыры в бюджете и на поле! Вот именно такой подход надо применять, а не затыкать дыры, как делают в нашем футболе.
– Знаете, я не так давно работал в Подмосковье…

– Знаю-знаю, я недалеко от Звенигорода купил квартиру – поближе к вам, а вы уехали, – сетует Ловчев.
– Уехал, но квартира осталась – на всякий случай. Так вот, когда я тут работал, мне директор клуба все время говорил: «Давай экзотики добавим, купим мулаточку в команду, люди пойдут». «Послушайте, – говорю. – Я вообще-то тренер национальной команды. Мне мулаточки не нужны! Как я ее пристрою к сборной России – вашу мулаточку?» ...А вообще, Евгений Серафимович, я вас рад видеть, спасибо, что пришли.

– Я пришел ради вас. Вы – герои этой Олимпиады. Да, когда-то я выступал сам, а теперь хожу рассказываю про тот же Мюнхен, когда я сидел, ел – и вдруг увидел террористов, до сих пор помню эти головы в чулках. И непонятно было, то ли продолжать кушать, то ли давать деру. Так вот с той поры я глубоко погружаюсь во все Олимпийские игры. Если в Лондоне для меня номером один стала команда Владимира Алекно, то сейчас вы и только вы. Смотрел все ваши матчи, нервничал: «Дурочки, что вы делаете?»
– Я такого не говорил! – машет руками Трефилов.

– Да это я про себя! Для меня вы, Николай Карполь, Михаил Мамиашвили – люди моей души. Потому что спорт – это великое сражение, и здесь нельзя оставаться равнодушным... А вот скажите, вы куда пропали с площадки, когда победили в финале? Смотрю, вы пожали всем руки и исчезли.
– Раз исчез, значит, нужно было скрыться от всех. Скажу вам по секрету: не хотел, чтобы люди видели мои мокрые глаза...