Двенадцатый чемпион мира по шахматам Анатолий Карпов поделился своими воспоминаниями о Викторе Корчном, высказал мнение о недавнем чемпионском матче Карякин - Карлсен, о переизбрании Илюмжинова, своем отношении к Виталию Мутко и о московском «Спартаке».
- Перед тем, как прилететь на турнир памяти Корчного, вы были в ООН и провели там сеанс одновременной игры. Расскажете поподробней?
- Я начал эту неделю со штаб-квартиры ООН в Женеве, поскольку занимаюсь многими вопросами, в том числе и культурными. Помимо этого, меня попросили выставить мою коллекцию марок – это Зимние олимпийские игры 1964-го и 1976 года. Было много гостей. Ну и провел сеанс одновременной игры.
Не так давно я с покойным Чуркиным вел переговоры о встрече с новым генеральным секретарем ООН. Но потом случилась эта трагедия и вопрос о встрече с генсеком повис в воздухе. Тем не менее я встретился с генсеком, обсудили много вопросов. Он произвел на меня хорошее впечатление.
Одна из любопытных программ, которую мы обсудили – это шахматы в тюрьмах. Было бы интересно смотреть матчи по интернету между российскими и американскими заключенными, подавая это в формате видеоконференции. Уже 7 стран участвуют в этой программе.
- Сказали о шахматах в тюрьмах - это напомнило мне эпизод из фильма «Джентльмены удачи».
- (Смеется) Да, правильно заметили.
- Прежде чем поговорить о турнире памяти Корчного, хотел бы вспомнить его самого. У вас ведь при жизни были с ним непростые отношения, не так ли?
- У нас были разные отношения, в разные периоды жизни. Начинались они – неплохо. Я с помощью друга Корчного получил защиту в университете и переехал в Ленинград, где работал с Фурманом, а Фурман дружил с Корчным.
Ну, и жена Корчного мне помогла в свое время. На тот момент Виктор Львович меня хорошо знал, я уже был гроссмейстером. Он меня ценил высоко как шахматиста и даже попросил сыграть с ним тренировочный матч, перед турниром претендентов 1971 года.
- А когда отношения стали портиться?
- Отношения испортились тогда, когда выяснилось, что мы должны встречаться в финальном матче претендентов в 1974 году. Корчной относился к такому типу людей, который просто ненавидит своих соперников, впрочем, как и Ботвинник. Михаилу Моисеевичу, для того, чтобы играть в полную силу приходилось ненавидеть своих соперников. Существует не так много таких шахматистов; наиболее яркие – это Корчной, Ботвинник, Каспаров.
- Корчной конфликтовал не только с вами, насколько я помню, был конфликт и с Петросяном?
- С Петросяном тоже были разные отношения. В Одессе был эпизод в полуфинальном матче претендентов. Тот самый скандальный матч, где Корчного раздражало то, что Петросян все время трясет коленом. В итоге все закончилось тем, что они другу друга на дух не переносили.
Помню, он приехал в Ленинград. Я играл со Спасским, и Корчной, понимая, что я побеждаю Спасского, не поленился обойти всех людей, которые были в зале и пресс-центре, говоря им, что нам предстоит играть финальный матч друг с другом. Всех этих людей он предупредил, что если они хотят сохранить отношения с ним, то должны перестать общаться с мной.
- Зачем ему это было нужно?
- Не знаю, у нас были общие друзья, причем те, которые с ним общались дольше. Сама постановка вопроса вызвала у них удивление, но большинство все же продолжало общаться со мной, а не с Корчным, что его жутко обидело.
- Пик вашей войны пришелся в матче на первенство мира в Филиппинах?
- Не только. В Италии, в Мерано, в 1981 году. Отношения были никакие. Мы даже руки не подавали друг другу.
- Когда произошло примирение?
- Постепенно острота стала уходить. В 1983 году мы сыграли на турнире в Голландии. Напряжение еще присутствовало, но мы умудрились оказаться в одной компании и играли в бридж, что вызвало удивление у всех организаторов и шахматистов; мы просто сели играть. Потом отношения испортились уже в Брюсселе, где Корчной допустил ошибку в ничейной позиции, но почему-то набросился на меня.
Потом опять все сгладилось, опять стали играть в карты по вечерам. Но по-настоящему отношения наладились уже в российские времена. Я был капитаном европейской команды, и мы устроили матч Европа – Татарстан. У Татарстана была очень сильная команда. Матч должен был проходить в Казани. Я включил Корчного в свою европейскую команду, и он должен был прилететь для участия в матче.
Почему-то заранее оформить визу он не удосужился, и прямо в день прилета пришел в российское посольство. Консул визу ему не дал, тогда он попробовал поговорить с послом, но посол также отказал. Виктор Львович настойчиво объяснял, что летит в Казань играть важный матч, что он член команды Карпова.
В общем, посол сказал, если Карпов подтвердит участие Корчного, то он получит визу. Созвонились со мной, я все это подтвердил, он приехал и на открытии турнира публично меня за это поблагодарил. Затем мы играли с ним в южноуральской команде 3 года в чемпионате России.
- А правда, что Виктор Львович играл с Че Геварой?
- Да, в 1966 году на Олимпиаде.
- Он ведь мог проявить снисходительность и не играть в полную силу, вместо этого он разгромил его…
- Че Гевара замечательно играл в шахматы и был специалистом по староиндийской защите. А Корчной был мастером по взлому этого дебюта. Ну и Эрнесто, к несчастью для себя, избрал именно староиндийскую защиту.
Мне Михаил Таль как раз рассказывал, Петросян играл с Фиделем Кастро, а Корчной с Че Геварой. Кастро вежливо отклонил предложение, сказав, что политикой суждено заниматься ему, а с чемпионом мира, он пришел поиграть в шахматы.
А Корчному сказали, что Че Гевара - сильный шахматист, ну и в общем, он решил, видимо, проверить его силу. Короче, партия закончилась, Корчной победил. Вышел после игры и сказал следующую фразу: «Тоже мне Че Гевара, ни черта он не смыслит в староиндийской защите». (смеется)
- Вернемся в наше время. Прошел матч за звание чемпиона мира. Каспаров перед этим матчем сказал: «Карякин - хороший шахматист, а Карлсен – уникальный». Согласны с такой оценкой?
- Карлсен – прекрасный шахматист, и он не случайно стал чемпионом дважды, победил Ананда и Карякина. У Сережи шансы были потрясающие и победа была в кармане.
Магнус в какой-то момент потерял концентрацию и стал неуверенно играть, но Сергей этим в полную силу не сумел воспользоваться.
На мой взгляд, у Карлсена возникли проблемы – в него как бы закралась не то чтобы боязнь Карякина, но неуверенность общего характера, а это очень опасно для шахматиста. Видимо, у него появилось опасение того, что он может проиграть матч и потерять титул.
- Карякин не уловил этот момент?
- Да, именно так. Он выиграл восьмую партию. В десятой он упустил возможность дать вечный шах. Ну, а дальше Карлсен принял прагматичное решение не играть белыми на победу и довести до игры в блиц, Сергей об этих планах знать не мог, и Карлсен получил двухдневное преимущество в подготовке.
- Но ведь Сергей был чемпионом мира по быстрым шахматам, почему же ему не удалось добиться результата?
- Опять же, я не могу понять, как Сергей в десятой партии не увидел вечный шах. То, что Карлсен тратит 30 с лишним минут и делает естественный ход, говорит о том, что он как раз видел этот вечный шах. А Карякин нет.
- А Вы бы согласились стать тренером Карякина?
- Мы и так периодически с ним встречаемся, играем в блиц.
- Объективно, он может еще выйти на Карлсена?
- Может. Но сейчас я оцениваю шансы Карякина выйти на Карлсена ровно как если победить самого Магнуса в финальном матче.
Сейчас есть 6-7 шахматистов, играющих на одном уровне, и победит тот, кто будет в лучшей форме. Есть Накамура или Уэсли Со, который второй в мире по коэффициенту.
- Можно ли сказать, что шахматы остановились в своем развитии, потому как новых дебютов уже нет, вся дебютная революция осталась в 70-80-х годах?
- Сейчас при подготовке велико влияние компьютеров, и может быть шахматисты не играют свои классические варианты. Характер шахмат изменился с приходом компьютеров в этот спорт. И все это сушит шахматы.
- Хотелось бы поговорить с Вами о футболе. У нас чемпионат мира в следующем году. Вы были почетным гостем на ЧМ в 1982 году?
- Да, я был на всех играх советской сборной. Тот чемпионат был организован блестяще, единственный минус – была дикая жара в Испании. Самая жара была в Севилье.
Я был на финальном матче в Мадриде, вообще с футболом соприкасался периодически. Был на финальном матче в Токио в 2002 году и Рио в 2014.
- Нынешнее положение в нашем футболе – плохое. Может быть, Вам стоит взяться за наш футбол, с Вашим стратегическим, шахматным мышлением?
- Я думаю, что методика с легионерами не совсем правильная, нужна система, при которой наши футболисты бы росли по-настоящему. А то если взять наши лидирующие клубы, то в основном всю погоду делают иностранцы.
- У вас были друзья среди футболистов?
- Да, у меня были прекрасные отношения со Львом Ивановичем Яшиным, с Анатолием Бышовцем дружили. Но я с ним подружился позже, когда он был тренером юношеской сборной.
- А с Лобановским были знакомы?
- Конечно, когда я переехал из Ленинграда в Москву, он стал тренером сборной СССР, в то время я жил на служебной квартире, в которой после меня жил Лобановский.
- За кого болели?
- Когда играл Стрельцов – болел за «Торпедо».
- То есть вам больше нравились личности в футболе, нежели сами команды?
- Да, потом ЦСКА, затем «Динамо» (Тбилиси) с Метревели, Кипиани. Одно время болел за киевское «Динамо».
- А как же «Спартак»?
- За «Спартак» никогда не болел. У меня были причины не болеть за эту команду, я всегда был против этого общества. Мне столько гадостей по жизни наделали деятели «Спартака» в шахматах. Естественно, у меня к ним неприязнь.
- Даже к Старостину?
- Старостин в какой-то момент влез в шахматы, бегал против меня, агитировал за Каспарова.
Моя неприязнь к «Спартаку» началась с того, что, когда я сыграл отборочный турнир к чемпионату мира среди юношей в Ленинграде. Мы должны были играть вчетвером, Миша Штейнберг из Харькова, Рафик Ваганян, я и Белявский, но Белявский не приехал.
Играем во дворце пионеров на Фонтанке. Это «спартаковское» место, все тренеры «спартаковские». Штейнберг – «спартаковский», Ваганян – «спартаковский».
Получилось так, что мы должны были играть в четыре круга, и я, в общем, громлю и Штейнберга, и Ваганяна. Ну дело идет к моей разгромной победе, и тут в Москве принимают решение, что четыре круга мало, надо продлить до шести.
Ну, у меня естественно срыв психологический, я проигрываю подряд две партии Штейнбергу и Ваганяну, остаюсь при этом лидером, но тем не менее. А последняя партия играется Штейнберг – Ваганян, поскольку нас трое. Предпоследнюю я играю с Ваганяном. И перед моей партией с Рафиком ко мне заходит Миша Штейнберг.
И говорит мне: «Ты знаешь, я попал в нехорошую ситуацию и хочу тебя предупредить. Если ты завтра проиграешь Ваганяну, то меня заставят потом проиграть ему. И меня уже сейчас обрабатывают по этой теме. Мы оба «спартаковские», я получаю там стипендию, и для моего же блага будет лучше, если я проиграю ему…».
А я на полтора очка опережал Ваганяна и в случае ничьей я побеждал в турнире. Ну вот с тех пор у меня отношение к обществу «Спартак» сугубо отрицательное.
- Неприятная история…
- Вспомните советские времена: Озеров болел за «Спартак», судейство им всегда помогало. Поэтому у меня исторически к «Спартаку» у меня внутреннее предубеждение.
- Как вы относитесь к Виталию Мутко?
- Отношусь с большим уважением. Знаю, что его многие не любят, но я с ним познакомился, когда он еще работал в Питере у Собчака. И он тогда сыграл важную роль в спасении городского шахматного клуба. Этот клуб уже почти «скушали». И мы с Ботвинником поехали спасать. И у нас был обед с Собчаком, а Мутко отвечал за спорт. Ну и общими усилиями в конце концов мы спасли шахматный клуб в Санкт-Петербурге.
- Как Вы относитесь к фильму «Жертвуя пешкой»?
- Отрицательно. Может, для популяризации шахмат фильм неплохой, но по содержанию ужасен. Там много неточностей. Я уж не говорю, что шахматные позиции просто идиотские.
Фильм довольно бюджетный, ну так возьмите шахматного консультанта, заплатите ему гонорар, он выправит вам позиции. А то там диагональ слева-направо – белая. Делаете фильм о чемпионах мира, и такие ляпы, для меня как для профессионала – это ужасно.